Чанга-чанга-на-Мадагаскар

Погожий майский день 2012 года был чрезвычайно дурным. В Москве царило радостное и злое возбуждение. Покопавшись, как у нас положено, с утра в себе, я обнаружил источник дури: мне ничего не нравилось. Помните, как называл таких типов Венедикт Ерофеев? Плохо называл, непечатно. Но привычка к систематизации взяла свое. Я принялся разбираться, что конкретно мне не нравится, отмахиваясь от роя цитат, копошившихся в голове - с определенного возраста все, в общем-то, как говорят у нас на Мадагаскаре, «déjà vu».

Да, я не люблю партию и правительство. С детства. «Пьем. С детства.» - обязательно утвердила бы во множественном числе (и увы! – теперь уже в прошедшем времени) про себя моя соседка тетя Зоя, представитель московской пьющей интеллигенции. «Так кто ж ее, заразу, любит?» - добавите вы, перед тем, как, морщась, выпить. Это было привычно и понятно, особенно после третьего похода в налоговую по пустячному вопросу, но без пустячного же ответа.

Мне не нравилось также, что большинство моих сограждан партию и правительство, плюясь, возлюбили (как говорят у нас в деревне - «а куда деваться?»). Да, у нас в деревне выбор невелик.

Еще больше мне не нравилось, что часть сограждан, надеюсь, небольшая, поддалась этому пороку искренне и со всей душой. Повеяло, pardon, Кафкой (ну не любитель я этой кафки, что поделать). Однако, точнее невозможно выразить эту мерзкую страсть: «…никого мы так не любим, как чиновника Кламма, да, высокого, чрезвычайно высокого чиновника».

Читатель ждет уж рифмы «розы», но фиг вам. Самое ужасное (просто стыдно сказать) – что меня вовсе не привела в восторг наша московская революсьон. Да, приятно, что молодежь не ссучилась, но, увы, я больше не рад революциям. Когда тебе еще нет 40, ты иной раз и поверишь безукоризненной прямолинейности революционной логики; после – уже нет. Александр Галич: «бойся единственно только того, кто скажет: я знаю как надо». К тому все это слишком еще хорошо помнится – и вера в светлое будущее при позднем Горбачеве - раннем Ельцине, и танки, и баррикады, и страх за страну, погрязшую в распрях. Возможно, взяла свое привычка 90-х - не верить никому, ни на кого не надеяться (по сути, переделанная народом знаменитая лагерная триада).

В голову так и лезла всякая мерзость: «верхи не хотят, низы не могут»… Тьфу, надо же было такое придумать.. «Ехал бы ты, так сказать, чанга-чанга», - сказал я себе. На. - Кудаа? (так в юности говорил мой покойный друг, когда хотел подраться). По местному, «чанга-чанга-на», или «promener», то есть гулять. Так я уехал на Мадагаскар.

«Путь до Магадана недалекий, поезд за 3 года довезет» - напевал я после бутылочки южноафриканского красненького в самолете. Летел я вместе с другими русскими и не очень, но не в Магадан, а на Маврикий, все были довольны, революций в самолете не ощущалось. Слышалось убаюкивающее «Хáля, шо це былó у москалей?».

Начиная с Антананариво русских я уже не видел и не слышал. Зато тут начался другой прикол – французский язык. 35 лет назад я усиленно изучал его в московской школе №217 (ау, одноклассники? – ну и шут с вами, чур меня). За прошедшее время, которое было вполне «composé», это странное наречие с гортанными звуками и нелогичным письмом мне ни разу всерьез не пригодилось, если не считать двух мимолетных событий середины 90-х - сдачи кандидатского минимума и галопирующего автобусного тура в Париж для недофинансированных.

С тех пор жизнь заставила заговорить на разных других туземных языках, но так жаль именно того школьного бесценного пацанского времени! И я спрашиваю себя сейчас – учил бы я тогда, в 70-х, французский, если б знал, что первый раз в жизни он пригодится мне только в другом столетии, в абсолютно нереальной стране? Отвечу – да, причем я уже тогда почему-то был уверен в своем попадании на волшебный Мадагаскар (была и романтическая детская книга Николая Смирнова про Мадагаскар - «Государство солнца»). Кстати, может быть, поэтому я и тут, кто знает. Успокаивал я себя также тем, что у предыдущего поколения опыт был гуще – Тимофееву-Ресовскому, например, пришлось освоить также феню. Впрочем, у того поколения тоже все начиналось с французского…

...Чуть позже, в ботаническом саде Памплемусс на острове Маврикий, я подумал, что чудесная книжка Смирнова могла быть вовсе не про Мадагаскар, и даже не про Мауриция Беневского с его сомнительными подвигами в бухте Антонжиль, а как раз таки про расположенный на 1000 км восточнее него L'Ile de France, тот самый Маврикий, на который в 1768 г. приехал некий Жак Генри Бернардин де Сан Пьер (какие тогда были неторопливые имена!), чтобы заниматься там созданием идеального общества – тогда во Франции был моден утопизм (заметьте, как меняются нравы – а у нас спустя 250 лет модны скинхеды) – но, Господи помилуй, все закончилось тем, что он стал ботаником, а цитату из его высказывания можно прочесть на обелиске в ботсаду (а теперь уже и у нас на сайте).

…Нет, не ждите от меня рассказов о Мадагаскаре – я не справочник, к тому же мне лень…

В целом: это потрясающая страна. Это не просто смесь Индонезии, Франции и чуть-чуть Африки, здесь, почти как в Латинской Америке (французской колонии было «всего» 65 лет), ощущаются все те же столетия европейского присутствия, приучения если не к перфекционизму, то к элементарному порядку, даже на фоне знаменитого «мура-мура», которое далеко отстоит от африканского «поле-поле», и в таких странах превращается уже потихоньку в тайский «санук».

Мура, конечно, мурой, но с первого же дня мне пришлось забыть о московских глупостях, и полностью включиться в работу по созданию новой программы, в том числе и в самую приятную ее часть - изучение местной флоры и фауны.

Каковы результаты? Как обычно: голова и дневник, набитые новыми зверьками, растениями и знакомствами, стертые сандалии и опустошенный кошелек. Необычно другое, и вот что.

Главное, что происходит с вами на Мадагаскаре – просыпается любовь к жизни, ибо нигде жизнь не представлена в таких странных, устойчивых и заманчивых формах – особенно контрастно после майской Москвы с искусственной зооморфологией кремлевских полков и совершенно оруэлловским уродством «космонавтов». Здесь-то все проверено временем, да каким!

Уже с самолета можно увидеть странный холмистый ландшафт, стертый до музейного состояния, ибо Мадагаскар – это не просто осколок Гондваны, а уплывший 165 млн лет назад в сторону от житейских потрясений кусок древней африканской платформы. Возраст местных гнейсов исчисляется миллиардами (!) лет – это протерозой и даже архей.

Эта отрешенность и упорядоченность ощущается здесь везде. Момент истины наступает в джунглях, где под дождем (в Масоале до 6000 мм!) живут мокроносые, конечно же, приматы. Несколько слов о некоторых из тех, кого видел.

Звуки, испускаемые по утрам мультяшными персонажами индри, заставляют вас признать, что нет ничего важнее вечности, поскольку эти звуки были здесь вечно. На Мадагаскаре остановилось время, и эти приматы не стали заниматься всякой ерундой, наподобие наращивания мозга, изготовления орудий и последовавшей за тем имитацией выборов. Они очень свободолюбивы, в зоопарке не живут, от нефтедоллара не зависят. В остальном индри очень похожи на некоторых людей: строгие вегетарианцы, спортсмены, в их мире правят самки. Знаете таких? – но это, поверьте, для индри неплохо.

Диадемовые сифаки. Великолепие этих приматов (язык не поворачивается назвать их мокроносыми) полностью отвечает названию. Так же, как и индри, а также ночные восточные шерстистые аваги, это не совсем лемуры; передвигаются они почти как человек в спортзале, вертикальными прыжками, и выделяются в отдельное семейство индриевых.

Мышиные лемуры из семейства хирогалид – это самые маленькие в мире приматы. Представьте себе Нильса из сказки, занимающегося сексом – это про него, микросебуса. Тельце всего 9 см, огромные глаза, ночная возня...

Наконец, настоящие лемуры. Из этого семейства я часами наблюдал за 4 видами эулемуров и варесий, в том числе за эндемиком нацпарка Масоала – самого большого и труднодоступного на Мадагаскаре. Их крики и манера лежать на дереве также напоминают человечьи, только передвигаются они скорее как кошки. Это живые персонажи из фильма «Аватар».

И вершина зооприколов - руконожки, знаменитые Ай-Ай. Увидеть их в природе удавалось немногим, теперь эти шансы сведены почти к нулю из-за запрета на ночные наблюдения в нацпарках, в том числе и на острове Нози Мангабе. Остаются лишь частные нацпарки, которых не так-то много, да и не у всякого натуралиста хватит терпения на долгие часы в неподвижном и бесшумном выжидании (я ждал 3 часа, и дождался – увы, фото нет, на «мыльницу» не снимешь). Кто же вы, руконожки?

Типичная руконожка – это переживший реинкарнацию руководитель среднего звена, не запятнанный при жизни слишком сильно в финансово-хозяйственных махинациях, хороший семьянин и в целом симпатичный человек, но бывший, увы, коммунист или единоросс. Видите, как хорошо я о людях? Стараюсь, работаю над собой.

На самом деле руконожки – это чудо природы, почти полностью вымерший единственный вид в семействе (нас-то с вами зоологи-мизантропы теперь лишили этого звания, объединив в одно семейство с еще 6 видами сухоносых гоминид, и правильно). Всякий, кто увидит хоть раз руконожку, скажет «ай-ай», и будет прав.

Конечно, Мадагаскар – это не только лемуры. Это также хамелеоны всех невозможных расцветок и размеров, а также гекконы, похожие на листья, кору и плоды. Это синеклювые Ванги, которые едят панданусы, вместо того, чтобы заниматься прорицанием, и красные зимородки, которые едят насекомых, а не рыбу. Это лодки-долбленки и дощатые сараи с надписью «cinema» - и те, и другие сделаны из огромных бобовых деревьев. Вообще, что касается растений, тут я вообще не хочу и начинать ..хм. Вы представляете себе молочай с ходульными корнями, как у папуасского Pandanus tectorius? А мальгашского ботаника, не знающего, кто такой Чарльз Дарвин? Тоже нет?Так вот, родственное дерево можно встретить в джунглях Западной Африки, а вот ботаник эндемичен.

Уезжающим на Мадагаскар оставлю единственный совет – даже учитывая, что это страна для богатых туристов (то есть высосет все деньги), все же не пожалейте средств на хорошую камеру. Я вот поехал как обычно, с пуленепробиваемой мыльницей, и потом не раз ругал жабу.

Ну все, хватит с меня, не то опять стану писателем. Ну что сказать вам, сухоносые, на прощанье? Пожалуйста, пожалейте себя, не грузитесь вы так уж сильно, мир гораздо полнее и интереснее того, что происходит в центре Москвы. И будьте осторожнее, особенно молодежь.

Что касается меня, то мадагаскарские джунгли свое дело сделали, мой нос и душа, надеюсь, стали мокрее. Дорогие москвичи, доброй ночи, удачной чанга-чанга, и вообще – удачи-на.

Дмитрий Черняховский, май 2012, Мадагаскар.